ЕВГЕНИЙ ГОЛУБОВСКИЙ
ЗАГАДКИ «ОДЕССКОГО» НИКОЛАЯ ГУМИЛЁВА
Где только ни издавал свои книги Николай Степанович Гумилёв?! Естественно, что в Петербурге (первый сборник «Путь конквистадоров, 1905 год), в Париже – на русском языке (второй сборник «Романтические цветы»), третий сборник «Жемчуга» вышел в Москве, затем в Петербурге, а после и в Берлине… Мог бы продолжать и продолжать и при этом упомянул бы, что сборник «Шатёр» вышел в 1921 году в Севастополе, куда поэта увлёк за собой «красный адмирал» В. Павлов, а затем и в Ревеле (ныне Таллинн)…
И – в отличие от Блока, Ахматовой – ни одна книга поэта не была издана при его жизни в Одессе.
Поэт был расстрелян в августе 1921 года по сфабрикованному ЧК «таганцевскому делу». За него ходили просить к Зиновьеву, вроде бы, если это не легенда, Горький просил выпустить Гумилёва у Ленина. Ничто не помогло. Маховик репрессий был раскручен. Расстрел. Оповещение в газете.
Но тут начинаются чудеса.
«Стихотворения», посмертный сборник выходит в Москве, в 1923 году.
Ученики Н. Гумилёва, студийцы «Звучащей раковины» выпускают в Петрограде в 1922 году книгу своих стихов, ему посвящённых.
И самое удивительное – как только того или другого писателя арестовывали, сажали, уничтожали, – букинистические и антикварные магазины получали списки, изданные Гослитом (читай – советской цензурой), какие книги с такого-то числа следует изъять, уничтожить и впредь не принимать у населения. Я сам читал, держал в руках эти фолианты запрещений. Так вот, самое удивительное – книг Н. Гумилёва среди них не было. А значит, их можно было покупать в букинистических магазинах, что, кстати, делал и я.
Но при этом, с 1923 года до начала перестройки, ни одна книга Николая Гумилёва на территории СССР не вышла. Так хотели думать идеологические вожди и цензоры. И всё же…
1942 год. Одесса оккупирована румынами. Здесь создается центр Транснистрии, а, значит, румыны заигрывают с местным населением. Работают театры, выходят газеты, открыты университет, консерватория, художественное училище.
Никогда и нигде не восхвалял коллаборационистов, с омерзением относился к стремлению лизать зад любому новому начальству, доносить, предавать, жить за счёт чужого горя. А бывает ли вообще горе – чужим?
Но всегда отчётливо понимал, что сотни тысяч ни в чём не повинных людей (в Одессе – более 300 тысяч) удравшая власть оставила на поругание врагу. В Севастополе это было сделано ещё гнуснее – там уже не мирное население, а войска предали командиры, ушедшие морем из осаждённого города.
Жители городов, оказавшихся в ловушке, продолжали жить. В Одессе, в оперном театре ставились спектакли, в ресторанах пел Пётр Лещенко, молодые поэты начали выпускать свои книги стихов (Орест Номикос, которого когда-то рекомендовал издательствам ещё Эдуард Багрицкий, О. Жданович…). И в это же время стараниями неизвестных мне доброхотов (вот первая загадка) выходят в Одессе две небольшие книги – избранных стихов Сергея Есенина, книги которого после самоубийства поэта печатались крайне редко, и Николая Гумилёва. Почти за семьдесят послевоенных лет мне на Староконке, в руках у продавцов старых книг раз десять попадался сборник «Избранные стихи» Николая Гумилёва. Я открывал книгу и каждый раз видел, что предисловие аккуратно вырезано. А о том, что оно было, я судил лишь потому, что в оглавлении перед гумилёвскими «Капитанами» шла строка «О доблести, о подвигах, о славе…».
Можно было, конечно, улыбнуться тому, что неведомый составитель предпослал стихам Николая Гумилёва предисловие, назвав его, как видно по памяти, чуть искажённой строкой Александра Блока «О доблестях, о подвигах, о славе…».
Но однажды, увидев на Староконке эту книгу, в очень хорошем состоянии, хоть и без предисловия, я купил её для своего собрания книг Н. Гумилева. И сейчас она лежит передо мной, когда я пишу эти строки.
А может, в каком-нибудь из одесских книгохранилищ есть целый экземпляр, – задумался я. Звонки, звонки, звонки… В Научной библиотеке им. Горького книга отсутствует, в научной библиотеке университета – отсутствует, в фондах библиотек Историко-краеведческого и Литературного музеев книги нет.
Звонки друзьям-библиофилам. В картотеке С.З. Лущика книга указана – без предисловия, в библиотеке А. Чацкого, где сохранился десяток книг, вышедших в оккупированной Одессе, книга отсутствует, нет её в собрании М.Б. Пойзнера.
Но вот тут мне повезло. К телефонным запросам подключился Михаил Пойзнер и нашёл (!) книгу с тремя страничками предисловия в собрании коллекционера Анатолия Александровича Дроздовского. Позор мне, я не догадался позвонить Толе…
Я прочитал это предисловие сегодняшними глазами. Ничего страшного. В первом абзаце автор говорит о том, что ждёт гибели большевизма, как ждал его Гумилёв.
Прочитал эти строки глазами человека, державшего эту книгу в руках при Сталине, при Берии… Даже то, что саму книгу не уничтожили, не сожгли, а сохранили, вырезав предисловие уже по тем временам – мужество.
Кто же автор этих трёх задиристых, но внятных страниц предисловия, сумевший кратко, но ёмко охарактеризовать поэзию Николая Гумилёва? И это остаётся «загадкой одесского сборника».
Кстати, составлен он добротно. Мне жаль, что составитель не включил в книгу «Заблудившийся трамвай», но такие программные стихи как «Слово», «Мои читатели», здесь есть.
И последняя загадка. Обложка выполнена профессиональным художником. На обложке, по нижним углам по прописной букве «а». Уже давно известно, кто из одесских художников не был эвакуирован, кто преподавал, кто участвовал в двух выставках. Не было среди них с такими инициалами А.А. Но – озарение! Был художник Аристарх Аристархович Кобцев, оформлявший изысканные книги, каталоги выставок ещё до революции. Вглядываюсь, как написано слово «Избранные» – словно из колючей проволоки – и узнаю манеру художника. Но, повторяю, это лишь предположение.
Тоненькая книжка в 60 страниц. Но она выжила, и раньше сегодняшних разрешённых изданий донесла жёсткие и мудрые слова поэта:
А когда придёт их последний час,
Ровный, красный туман застелит взоры,
Я научу их сразу припомнить
Всю жестокую, милую жизнь,
Всю родную, странную землю
И, представ перед ликом Бога
С простыми и мудрыми словами,
Ждать спокойно Его суда.